Select Language Collection:
Вопросы буквоедения / All Languages
Original
Transliteration
English
Это вторая книга Михаила Бару, которая выходит в издательстве 'Захаров'. И в ней, конечно, есть русская зима, римское лето, украинский борщ и наше детство с игрушечным барабаном, часами-ходиками и ожиданием живого щенка. И тем не менее это ̶с̶т̶р̶а̶ш̶н̶а̶я̶ совсем другая книга. Градус абсурда повышается в жизни вокруг нас и — неизбежно — повышается в прозе. И мы вспоминаем уже не 'Старосветских помещиков', а 'Город Глупов', не картины Моне, а портреты Валентина Губарева — беспощадные и все равно добрые. Такая книга у Михаила Бару и получилась — беспощадная и/но добрая.'Юмор Михаила Бару — особого свойства. На первый взгляд, он традиционно по-еврейски мудр и печален. На второй взгляд, кстати, тоже. Но уже на третий взгляд становится ясно, что этот юмор мог родиться только в России, он неотъемлемая часть нашего трудного и неповторимого быта и даже бытия...'Александр Житинский
Ėto vtoraia kniga Mikhaila Baru, kotoraia vykhodit v izdatelʹstve 'Zakharov'. I v neĭ, konechno, estʹ russkaia zima, rimskoe leto, ukrainskiĭ borshch i nashe detstvo s igrushechnym barabanom, chasami-khodikami i ozhidaniem zhivogo shchenka. I tem ne menee ėto ̶s̶t̶r̶a̶sh̶n̶a̶ia̶ sovsem drugaia kniga. Gradus absurda povyshaetsia v zhizni vokrug nas i — neizbezhno — povyshaetsia v proze. I my vspominaem uzhe ne 'Starosvetskikh pomeshchikov', a 'Gorod Glupov', ne kartiny Mone, a portrety Valentina Gubareva — besposhchadnye i vse ravno dobrye. Takaia kniga u Mikhaila Baru i poluchilasʹ — besposhchadnaia i/no dobraia.'IUmor Mikhaila Baru — osobogo svoĭstva. Na pervyĭ vzgliad, on traditsionno po-evreĭski mudr i pechalen. Na vtoroĭ vzgliad, kstati, tozhe. No uzhe na tretiĭ vzgliad stanovitsia iasno, chto ėtot iumor mog roditʹsia tolʹko v Rossii, on neotʺemlemaia chastʹ nashego trudnogo i nepovtorimogo byta i dazhe bytiia...'Aleksandr Zhitinskiĭ
This is the second book by Mikhail Baru, which is published in the publishing house 'Zakharov'. And it certainly has Russian winter, Roman summer, Ukrainian borscht and our childhood with a toy drum, clock-walkers and waiting for a live puppy. And yet it's a scary different book altogether. The degree of absurdity increases in life around us and-inevitably-increases in prose. And we remember not 'Old-world landlords', but 'The City of Fools', not Monet's paintings, but the portraits of Valentin Gubarev — merciless and still kind. Such a book by Mikhail Baru turned out to be merciless and / but kind.'Mikhail Baru's humor is of a special kind. At first glance, he is traditionally Jewish wise and sad. At the second glance, by the way, too. But already at the third glance it becomes clear that this humor could have been born only in Russia, it is an integral part of our difficult and unique life and even being...'Alexander Zhitinsky
